Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот тебе палки, вставай на среднюю лыжню, мы тебя потащим, — предложил Золотов Расулу.
— Он так никогда не научится, — сказал Сметанин. — Сделаем так: я иду чуть впереди, ты сзади.
Он будет смотреть, как я двигаюсь, повторять за мной, а ты следи за ним и поправляй…
— Тоже правильно, — сказал Золотов.
— Да я сам, ребята, дойду… Что вы со мной, как с первоклассником?..
— Только тебе учителем быть? Мне тоже охота, — сказал Золотов. — Двинули.
З
На краю аэродрома разгружали с машин парашюты — основной и запасной вместе в брезентовой сумке, с металлической пломбой и фамилией хозяина.
Парашюты несли к первой линии проверки, вытаскивали из сумок и ставили на попа, на расстеленные по снегу длинные брезентовые столы. Офицер парашютнодесантной службы проверял внешние детали укладки. Потом солдаты надевали парашюты и переходили на следующую линию проверки, здесь смотрели, так ли надеты парашюты, правильно ли вставлены красные металлические кольца, раскрывающие основной парашют; на третьей линии давалось последнее «добро».
Проверка шла быстро, но кабина аэростата была рассчитана всего на четверых, дело тормозилось — к месту посадки тянулась длинная очередь.
Сметанин смотрел на аэростат.
Время от времени, когда в подвешенную к нему маленькую открытую кабину садились парашютисты, начинал работать барабан огромной лебедки; трос, связывающий аэростат с землей, отпускался, легкость аэростата тянула кабину и людей в небо…
Затем с высоты летели четыре черные человеческие фигурки, четыре белых облачка с легким хлопком вспыхивали над ними и плавно опускались к земле; аэростат и кабину лебедка причаливала к старту.
«Если бы прыжки отложили до завтра… снег бы, что ли, пошел… Завтра, завтра, не сегодня — так лентяи говорят… Хорошо, что мысли невидимы…»
— Давай, Ананьич, в ладушки, погреемся…
— Давай…
Сметанин и Ананьев стали друг против друга и принялись биться ладонью об ладонь: левая с левой… правая с правой… двумя вместе… все быстрее и быстрее; стало жарко…
К связистам третьего батальона подошел замполит полка майор Кудрявцев:
— Гвардейцы, меня без очереди возьмете?
— Чего уж там, товарищ майор, становитесь…
— Мишинские связисты?
— Так точно…
Сметанин тоже узнал замполита полка.
«Кажется, хороший дядька… Не, хватало только, чтобы он заметил, что я робею…»
— Как настроение? — спросил майор Кудрявцев,
— У нас салаги, товарищ майор, того… побаиваются, — засмеялся Панкратов.
— Чтоб я, гвардеец, не слышал больше этого «салаги»… В армии есть солдаты и только… — строго сказал Кудрявцев. — Ясно?
— Так точно.
— Дело одно делаете, учитесь Родину защищать…
А если бой, в нем нет никаких разделений… Иной молодой солдат дорого стоит…
— Это обычай такой: «старики», «салаги»… — оправдывался Панкратов.
— Плохой обычай! Отказываться надо от таких обычаев! — сказал майор Кудрявцев.
В кабине аэростата на скамейках друг против друга разместились Ананьев, майор Кудрявцев, Расул и Сметанин.
Выпускающий, командир аэростатной команды, залез в кабину, махнул рукой. Трое солдат, державших кабину, отпустили ее; барабан лебедки закрутился, отдавая трос, аэростат быстро пошел вверх…
— Василий Иванович, успеете сегодня всех обслужить? — спросил майор Кудрявцев у выпускающего.
— Даже не скажу. День какой-то шебутной. С утра отказчик попался, из первого батальона… И прыжков у него десяток… а что-то забоялся, заплакал даже…
— Да-да, знаю… Говорили с ним; обещает завтра прыгнуть.
Все, что находилось на земле, стало быстро мельчать; взглянув вниз на массу людей, можно было подумать, что это бивак старинной армии: составленные в ряды лыжи были похожи на пищали на рогульках.
— Как, мальцы, прыгать или плакать будем? — весело спросил выпускающий.
Сметанин смотрел вниз. Зимний день на высоте стал бесшумным. Заснеженная земля слилась в одно громадное весеннее озеро с темно-синими островами — лоскутами лесов.
— Скажете тоже — «плакать»… Первым у нас москвич идет… Сколько прыжков? — спросил майор Кудрявцев у Сметанина.
— Я первый раз…
— Приготовиться… Только не топтаться и быстро… — Выпускающий мельком осмотрел крепление карабинов вытяжного фала на тросе, приоткрыл дверцу, сделал жест рукой, обозначающий «встали»…
Все поднялись.
Выпускающий подмигнул Сергею:
— Ноги вместе… Давай…
Сергей не слышал его слов, увидел только это подмигивание. Ему вдруг стало жарко.
«Прыгну! Прыгну! Прыгну!..» — заклинанием говорил он про себя единственное слово.
Он встал, и стоять ему было тяжело.
— Пошел! — крикнул выпускающий и хлопнул Сметанина по плечу.
— Москвич, вперед! — услышал Сметанин голос майора Кудрявцева; Сергею показалось, будто он сам это крикнул…
Сергей сделал шаг на приступок, оттолкнулся, бесконечно проваливаясь, полетел на одном дыхании… Над головой ухнуло, словно огромный камень кинули в темную воду омута; в глазах Сметанина поплыли оранжевые круги — парашют раскрылся. Сергей остановился посреди неба, вдохнул полной грудью. Ему не хотелось опускаться на землю; он закричал:
— Эхо-хо!
И едва себя услышал.
4
— Надо в библиотеку записаться, — сказал Расул. — Слушай, сбегаем, это ведь рядом…
— Служебки есть — можно пойти, — согласился Сметанин. — Ярцев, идем?
— У Иванова придется отпрашиваться. — Ярцев поморщился. — Ну его…
— Мы же на полчаса… Время сейчас личное…
— Я с вами, — сказал Андреев, — только без бушлатов холодно,
— Если я без бушлата, — сказал Расул, — то тебе по снегу босиком можно… Не нарушай компанию
— Вы куда двинули? — спросил Ананьев.
— В библиотеку… Пошли, Ананьич: ты у нас за старшего будешь…
— Ладно, мне все равно книги менять надо…
Вышли на улицу, ещё не чувствуя холода, оскальзываясь, побежали, при свете радужных от мороза жёлтых фонарей, по главной аллее мимо тополей в сугробах, потом наискосок через плац по протоптанной тропинке. У порога обмели сапоги веником и вошли в казарму, где слева находилась солдатская чайная, откуда пахло дешевым печеньем и мылом, а справа — библиотека.
Здесь было тепло, тихо… Столы с разложенными на них подшивками газет стояли по-школьному — в два ряда. Полки с книгами от остального зала отгораживал коричневый барьер…
— Записываться? — спросила из-за барьера молодая женщина.
Она сидела у стола. Свет зеленой лампы мягко свещал её лицо.
Солдаты остановились. Ярцев одернул гимнастёрку; Расул глянул на свои тупоносые кирзовые сапоги и вздохнул; Андреев пытался припомнить слова которые он говорил девушкам при знакомстве.
— Здравствуйте, Нина Васильевна, — сказал Ананьев. — Молодёжь привел…
— Здравствуйте, — сказала Нина Васильевна и наклонила голову, чтобы солдаты не заметили улыбки.
— У вас уже есть служебные книжки справясь с улыбкой, спросила она почти строго.
Сметанин решительно сделал шаг до барьера, положил на него свою серую служебную книжку и посмотрел на Нину Васильевну. «Какие у неё пухлые губы, как у ребенка…»
— На днях получили, — сказал он.
— Насколько лучше паспорт, — усмехнулся Андреев; заложив руки в карманы, он придирчиво разглядывал зал библиотеки. — Паспорт — и ты, птица…
Целых полтора месяца Митя не видел женщин теперь, даже остриженный, он хотел заставить библиотекаршу заметить его.
Нина Васильевна взяла служебную книжку Сергея.
— Сметанин, — произнесла она нараспев. — Где-то я слышала вашу фамилию… «Это Марат говорил, вспомнила она, — ругал его за что-то, а Он совсем ничего… даже симпатичный…»
— Не знаю, — пожал плечами Сметанин. — Прославиться я как будто ещё не успел.
— А вам непременно слава нужна? — улыбнулась Нина Васильевна Сметанина.
Первое время, работая в библиотеке, она пугалась того будоражащего чувства, которое испытвала, когда солдаты, приходя за книгами, смотрена неё полувлюбленными глазами. Так мнительным людям каждое непривычное ощущение кажется болезнью. Нина Васильевна старалась быть нарочито строгой; она тогда чуть не сказала мужу, что испытывает. Но, подумав, решила не говорить. Она любила Марата, и ей казалось, что эта любовь появилась с того момента, как однажды, поссорясь ещё до женитьбы, они пошли по улице в разные стороны и она, обернувшись, увидела его прямую курсантскую одинокую спину.
Теперь, спустя три года, чужие взгляды смущали её редко, и она могла позволить себе быть весёлой, ей нравилось, что мальчишки-солдаты часто ходят в библиотеку, чтобы только увидеть её.
- Журнал `Юность`, 1974-7 - журнал Юность - Советская классическая проза
- За синей птицей - Ирина Нолле - Советская классическая проза
- Желтый лоскут - Ицхокас Мерас - Советская классическая проза
- Липяги - Сергей Крутилин - Советская классическая проза
- Родина (сборник) - Константин Паустовский - Советская классическая проза
- Среди лесов - Владимир Тендряков - Советская классическая проза
- Перехватчики - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин - Советская классическая проза
- Наследники - Михаил Алексеев - Советская классическая проза
- Командировка в юность - Валентин Ерашов - Советская классическая проза